Эдмунд Купер - Сомнительная полночь [сборник]
К этому моменту жиганы немного рассредоточились. Своим видом они слегка напоминали ведущее огонь отделение, которое Дайон видел в старом фильме. Трое из оставшейся в строю четверки держали в руках лазерные пистолеты, но у последнего имелось нечто гораздо, более древнее и, в данных обстоятельствах, гораздо более эффективное.
Это был армейский револьвер сорок пятого калибра. Когда Дайон снова налетел на противника, лазерные лучи лишь слегка прожгли его летный комбинезон, но вторая из выпущенных револьвером пуль, к изумлению всех присутствующих, прошла точно через сердце.
Прежде чем тяжело рухнуть на землю, мертвое тело Дайона нокаутировало еще одного жигана.
Оставшиеся невредимыми снова собрались вместе и стали смотреть на небо, ожидая продолжения атаки.
Их ожидания были не напрасны: лучи головных фонарей офицеров порядка, как жезлы бледного огня, качались из стороны в сторону по всему ночному октябрьскому небу.
После торопливого совещания оставшиеся в живых решили смыться. Их ночная работа гарантировала каждому первую степень. Но они вовсе не спешили ее получить. Жиганы подбежали к своим реактивным ранцам, надели их и разлетелись прочь от костра в разные стороны.
Обугленное тело Джозефины медленно погрузилось в тлеющие угли. Джуно, все еще находившаяся под действием глубокого наркоза и шока от ожогов лазерных лучей, продолжала танцевать.
Где-то закричала сова. И над миром повисла неправдоподобная тишина.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ДВЕРЬ ПОД НОМЕРОМ ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ
У смерти есть десять тысяч дверей.
Джон ВебстерНа шестой день воскресения к Дайону пришел посетитель. На третий, четвертый и пятый дни восстановления к нему приходили, но все это было одно лицо по имени Джуно Локк.
На этот раз пришел некто другой. Он не изнемогал от любви, не был преисполнен благодарности, не принадлежал к женскому полу — и звали его Леандер Смит.
— Приветствую, — сказал Леандер. — Кто был мертв, ныне воскрес. Ему воздалось по заслугам.
Дайон нажал кнопку, и кровать подняла его в полусидячее положение.
— Как, ради Стоупс, ты узнал, где я нахожусь?
— Мой дорогой друг, ты слишком скромен. Половина Англии знает, что ты лежишь в лондонской клинике. А другая половина все еще почти в восторге от твоей совершенно жиганской храбрости.
Ходят слухи, что королева собирается произвести тебя в рыцари. Сэр Дайон Кэрн. Колоссально! Какую ауру респектабельности несет каждое из этих слов! Должен тебя поздравить. Никто из Потерянного Легиона не добивался такой дурной известности.
— Я не состою больше в Потерянном Легионе. Я разорвал свой контракт. Если празднование Дня Всех Святых что-нибудь и доказало, то только то, что вы все — просто-напросто сборище сумасшедших садистов.
— День Всех Святых не мог ничего доказать, Дайон, друг моей юности. Это даже не было делом рук нашей партии. Однажды, всего только однажды, какая-то шайка скучающих жиганов зарядилась непомерной храбростью из иглы. Сейчас они, без сомнения, разбежались кто куда и трясутся от страха в этом полураю… Это не важно. Для тебя имеет значение только то, что я держу твою драгоценную жизнь в своих трясущихся руках. Так что обязательно переориентируйся, обязательно, но осторожно.
— Я уже переориентировался, шутник, — сказал Дайон без особой убежденности. — И предполагаю сделаться бесполезно сумасбродным членом этого великого общества. Доминанты обязаны мне жизнью.
— Не говоря уже о довольно сумасшедшей смерти.
— Но это были не доминанты. Это были вроде бы лица мужского пола, никому не известные — или, может быть, тогда уже менее неизвестные, чем прежде. — Он сардонически уставился на Леандера.
— Осади назад, — ответил тот спокойно. — Потерянный Легион, насколько я помню, присутствует повсюду… Но, как бы то ни было, и это не имеет никакого значения. До тебя не дошло самое главное, мой друг: я держу твою жизнь в своих руках.
— Слова — всего лишь слова. Сказать можно все что угодно.
— Безусловно. Ты принадлежишь мне — или, с меньшей точностью, Потерянному Легиону. Если я скажу «живи» — ты будешь жить. Если я скажу «умри» — ты умрешь. С элегантной простотой. И не без грусти. И, кстати, это дорого стоит.
— Говори проще, — раздраженно огрызнулся Дайон, — говори короче — и проваливай. У меня напряженное утро, от безделья.
— Да будет так. По моей простой прихоти, хотя прихоти мои не бывают простыми, я могу тебя казнить. В любое время, в любом месте. Моли Бога, чтобы я не сделал это по рассеянности или по пьянке.
— Каким же образом?
— Ах, какой замечательный вопрос! Смотри, — Леандер достал из своей сумки маленькую коробочку размером с табакерку восемнадцатого века и дал Дайону хорошо ее рассмотреть. В центре коробочки была маленькая красная кнопка.
— Не сомневайся, — продолжал Леандер. — Понаблюдай. Эта транзисторная игрушка хранит секрет твоего вечного успокоения. Стоит мне нажать красную кнопку — и твоя жизнь кончена. Если я удержу кнопку нажатой в течение десяти секунд, ты умрешь навсегда.
Если я подниму палец прежде, чем истекут десять секунд, — ты оживешь снова. Что может быть проще?
Дайон с любопытством посмотрел на коробочку. Потом перевел взгляд на Леандера. Пустоголовый петух — он еще улыбается! Ничего себе шутки!..
— Докажи, — сказал Дайон.
— Конечно. Не хочешь ли произнести свое недостойное последнее слово?
— Конечно. Лети на полной скорости в ад, найди там снежок и вставь себе в задницу.
Леандер засмеялся:
— Молодец, сквайр, не теряешь присутствия духа. Но разве от тебя можно ждать меньшего? Не вешай носа, принц. А кроме того, почему бы тебе не послушать ангелов во время твоего пятисекундного отдыха.
Он нажал кнопку, и Дайон упал замертво.
Леандер аккуратно досчитал до пяти, затем убрал палец.
Дайон содрогнулся, сделал глубокий вдох и вернулся к жизни. Секунду или две он вращал глазами, потом облизнул губы и снова сел.
— Разрази тебя гром! Что за чертовщина прячется в этой маленькой коробке?
— Никакой чертовщины. Просто туз пик. Надеюсь, ты спал хорошо?
Глубоко потрясенный Дайон попытался изобразить непринужденность:
— Вторая моя смерть за одну неделю. Это уже становится монотонным.
— Монотонность могла бы стать постоянной, — беспечным тоном напомнил ему Леандер. — Но естественно надеяться, конечно, на некоторую отсрочку.
— Ради Стоупса, как ты это сделал? И зачем?
